Проблема заключалась в том, что я понятия не имела, как разговаривать с супругом и как себя вести. Замужем никогда не была и этого загадочного человека с глазами цвета океана видела всего второй раз в жизни. Честно говоря, он сам вел себя крайне странно.

Про два комплекта белья и сорочку, которые лежали в узелке (он до сих пор валялся у ножек кровати), упоминать не стала. Это же не одежда, в этом на люди не выйти. А я теперь жена видного посла с острова Каросса. Еще бы знать, какие обязанности у меня в связи с этим появились.

— Можно, конечно, и так… — неуверенно оглядела себя.

Без белья, огромные разрезы до самой талии, тонкий алый шелк. Видимо, эта мысль супругу не очень понравилась, потому что он нахмурился и коротко бросил:

— Жди здесь.

После чего развернулся и ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Не хлопнув, а именно прикрыв.

Щелчок, и я опять села на кровать, с трудом переводя дыхание.

Он застал меня врасплох. Именно этим я могла объяснить свое нервное и взвинченное состояние. А вот его безразличие задевало.

Ощущение того, что я чего-то не знала, не проходило. Мало того, я помнила про какую-то свою участь и древний договор, обязательный к исполнению даже для императора.

Прошла всего пара минут, дверь вновь скрипнула (я тут же вскочила), и на пороге появился Сандер.

— Держи. — Островитянин протянул мне небольшой сверток с одеждой и тут же отступил назад. — Другого у нас нет, поэтому придется потерпеть хотя бы первое время.

— Спасибо. Я быстро.

— Жду на улице.

Первыми я достала штаны, которые пришлось подпоясать шнурком, сорванным со шторы. Затем белоснежную рубашку, рукава которой оказались такими длинными, что пришлось их закатать, впрочем, как и штанины. Рубашка была очень свободной и хорошо скрывала фигуру, именно это мне и требовалось.

Чистая, удобная, пропахшая океаном одежда. Я поднесла рукав к лицу и вдохнула аромат. Никогда не была у океана, но уверена: именно так он пахнет. Причем эмоции стали такими сильными, что мне показалось, еще немного, и я услышу шум волн и крики чаек, рассекающих безоблачное небо.

Оставалась еще одна проблема. Обувь. Мои стоптанные башмаки выкинули еще вчера, а других не дали. Придется идти босиком.

Времени не было, поэтому косу переплетать не стала, заправила волосы за уши.

Спрятав кулон за воротник рубашки, схватила свой узелок и, как была, выбежала на улицу. Не стоило волновать и раздражать своего мужа. По крайней мере, пока.

— Я готова.

Кивнул и вновь осмотрел, задержал взгляд на босых ступнях.

— Обуви тоже нет?

— Так получилось.

— Племянница императора, у которой нет ни одежды, ни обуви.

Согласна, звучало более чем нелепо.

— Быстро собиралась.

— Ясно, — произнес он, но я не могла отделаться от ощущения, что мужчина мне не поверил, только возражать не стал. — Идем, нас ждут у кормушек.

— Каких кормушек? — едва поспевая за ним, спросила я.

Это еще хорошо, что шли мы по чистой и ровной дорожке. За эти десять лет мои ступни так и не стали грубыми и нечувствительными. Любой камешек или колючка, впившиеся в ногу, ощущались жутко болезненно.

— Император был поистине щедр. И решил сделать племяннице королевский подарок — позволил выбрать любого из его грифонов.

— Какая любезность, — пробормотала я, внимательно смотря под ноги.

— Тебе надо выбрать.

Тротуарная плитка сменилась деревянным настилом, щедро усыпанным свежей травой. Зеленые стебельки, розовые головки клевера, белые ромашки, синие васильки и колокольчики. Дурманящий аромат свежескошенного луга. Для королевских грифонов все самое лучшее: чистейшая вода, свежая зелень и отборное зерно.

Шорох крыльев, скрежет когтей по настилу и тихий клекот.

Мы вошли в самое сердце императорских кормушек.

Я подняла голову и осмотрелась.

Первая мысль: «Соврал ведь венценосный!»

Это были не самые лучшие грифоны. Бесспорно, королевские, элитные, но не лучшие. Самыми дорогими и породистыми считались грифоны с белым опереньем. Чем больше белого, тем ценнее они на рынке.

У тех, что стояли передо мной, каждый в своем отдельном стойле, белыми были лишь головы и массивные шеи. Цвет крыльев, тела и лап варьировался от бежевого до коричневого.

— Самые лучшие образчики для вас, госпожа, — раскланялся передо мной толстый управляющий, на которого босые ноги не произвели никакого впечатления, но мужчина скривился, когда глянул мне в лицо.

— Благодарю. — Я оглядела грифонов, ни на ком особо не заостряя внимания.

Грифоны как грифоны. Тренированные, сильные и все как один безликие.

Уже собиралась ткнуть в первого попавшегося, когда внезапно вспомнила слова капитана Урли.

Надо дойти до конца кормушек.

— Я могу выбрать любого? — уточнила, стараясь не смотреть на супруга, который темной тенью застыл в дверях.

Очень знакомой тенью. Уверена, что где-то видела этот разворот плеч и темную мощь, которая шла от него волнами. В голове сразу вспыхнула картинка — таинственная тень в бассейне.

Он? Не может быть. Или может?

— Да, госпожа, — вновь привлек к себе внимание управляющий. — Любого, который приглянется.

— Хорошо.

Я отвернулась от мужа и медленно двинулась вдоль кормушек. Шла дальше и дальше. И чем глубже заходила, тем хуже становились образчики.

— Госпожа, там нет ничего хорошего, — засуетился управляющий. — Не стоит туда ходить.

Но я все шла и шла, не понимая, что именно хочу найти. Сердце стучало все сильнее, ладони вспотели, дыхание сбилось, давая понять, что все не зря. Меня словно тянуло туда. А я привыкла доверять своим чувствам.

Запахи тоже становились хуже. Я сморщила нос, но не отступила, даже не оглянулась, чтобы проверить, идут ли за мной. Тяжелое дыхание управляющего, семенившего следом, я слышала, а вот супруг ступал бесшумно.

…Его я увидела сразу. Белое пятно на фоне общей темноты. Безумный взгляд мертвых голубых глаз и острый клюв.

— Нельзя! Нельзя! — тут же закричал мужчина, увидев, как я шагнула вперед. — Дикий грифон! Нельзя!

Но я его не слышала, сосредоточившись на измученной и израненной птице с изуродованными крыльями:

— Аргус…

Грифон моего отца.

Тьяна

Десять лет и для него не прошли даром. От великолепного грифона, который когда-то вызывал восхищение у каждого, кто на него смотрел, не осталось практически ничего. Разве что остатки былой гордости.